Собственно, это будет мое "Спасибо" форуму - за быструю доставку любимого сериала, аккуратные сабы и прочие бонусы, коими я тут невозбранно пользуюсь.
Конец истории.
Все персонажи принадлежат тому, кому они принадлежат. Точка зрения автора на события описываемого мира может не совпадать с точкой зрения сценаристов, писателей, зрителей и читателей. И ему совершенно нет дела до их точки зрения по этому вопросу.
…по дороге шел воин. Он шел, не останавливаясь и не сбавляя темп, глядя в землю перед собой, не отвлекаясь на то, что творится вокруг. Солнце пекло немилосердно, на небе ни облачка, а он все шел, как будто не обращая на это внимания. Пот тек с него градом, но это было не важно, ведь сейчас главное – просто идти. Значение здесь имеет только эта дорога, ничем не отличающаяся от сотен тех, что он уже прошел, и тысяч тех, что ему еще предстоит пройти. Пройти, не обращая внимания на трудности, встречающиеся на пути – мозоли, разочарования, неудачи и проливные дожди. Пыльная, унылая, тянущаяся в неопределенную даль – точно так же, как его жизнь. Но ведь и жизнь имеет свойство заканчиваться, и не за горами тот час, когда ему предстоит сделать свой последний шаг, которого все так боятся, но которого не избежать несмотря ни на что.
Но что-то же есть в этой жизни, что заставляет нас идти дальше? Идти, зная, что где-то там, за горизонтом, мы больше не сможем ступить ни шагу, потому что некуда будет ступать, потому что все дороги закончатся – и мы предстанем перед самой зияющей пропастью, что только можно представить, глубиной, которую ни описать, ни измерить. Всем придется, рано или поздно, так или иначе. Это самое «что-то» и называется смыслом - тем, зачем мы живем…
-…запомни, внучек, самая яркая, насыщенная и успешная жизнь, прожитая без смысла, подобна цветку, не давшему плода. Аромат его будет расточен по округе, и лучшая участь, ожидающая его – быть подаренным прекрасной девушке и засушенным между страниц пожелтевшей от времени книги, чтобы потом, в старости, она могла вспоминать времена, когда она еще была молода и красива, и за ней ухаживал любимый. Хочешь ли ты этого?
- Отстань от него, Грауди. Быть засушенным цветком – не такая уж плохая участь. Гораздо хуже быть сожранным пасущимся ишаком, – бабушка, щурясь на танцующее в камине пламя, закрыла свой томик стихотворений на удивление нежно, будто боясь что-то в нем повредить, и хитро улыбнулась, - И вообще, Гаури, спать пора. Завтра у тебя важный день.
- Ой, опять ты начинаешь, - скорчил недовольную гримасу дед, - починю я твою изгородь, дай хоть напоследок с внуком поговорить. Ему ведь и правда завтра несладко придется, и я хочу, чтобы он был готовым!..
- К некоторым вещам просто невозможно подготовиться, сам ведь знаешь. Так что пусть все идет, как идет. И вообще, много ли твоя подготовка дала нашему сыну? – бабушка встала и, подойдя к камину, начала ворочать в нем кочергой.
- Много! Или ты считаешь, что погибнуть во имя своей страны – небольшая честь? – рассержено огрызнулся дед.
- Честь-то большая, да вот участь незавидная. Всяк может помереть за большие идеалы, да не всяк – жить ради них. Так что живи, внучек, и радуйся жизни, потому что пока ты радуешься – ты живешь. А в жизни живой – главный смысл мироздания…
- Радуйся, - раздосадовано сплюнул дед, - вспомнила бы, что не внучку учишь, ведьма старая. Пацан ведь растет, знать свое, мужское место, должен. Ты, внучек, помни – жизнь-то, она, хоть и хорошая, да завсегда кончается, и ничего не попишешь. Так что живешь ты, будущий мужчина Гаури Габриев, ради того мига, когда придется сделать выбор – жить дальше самому или позволить жить другим, а самому помереть…
- Как же это, бабушка? Жить и радоваться – и помнить, что в любой момент помирать придется, да так, что и смерть свою толком не разглядишь? – округлил зеленые глаза подросток, сидящий на подставке для ног у камина.
- А тебе, старшой, того знать не положено. Твоя доля другая – порождать движение жизни живой, а для того совсем другие знания нужны… - бабушка закончила ворошить золу и снова уселась в кресло, - Вспомни, ты-то Меч взять так и не сумел, а вот Гаури он дался. Так что не тебе, а ему – защищать течение жизни. Для того и должен помнить, что жизнь его – залог жизни других, с виду более слабых…
- Так что ж это, Меч Гаури достанется? – недовольно насупился парень, - Не бывать тому, он мне, как старшему, по праву принадлежит, как отцово наследство!
- Кому он принадлежит, он сам показал! – отрезал дед, - И вообще, шел - бы ты спать. Не твоего ума это дело! Иди, кому говорят!
Недовольно сверкнув глазами, парень встал с табурета и вышел из комнаты. Бабушка покачала головой.
- Зря ты так, Грауди. Он ведь тебе тоже внук, да и место твое рано или поздно займет…
- Займет, да мое ведь, не Гаурино, и не отца его! Больно уж много их, желающих, не на своем месте посидеть – братец мой, зараза, чтоб ему, племяннички, дети его, да еще вот этот теперь… Ты вот что, Гаури, такую вот вещь напоследок запомни: как вырастешь – непрестанно ищи свое место, где бы оно ни скрывалось. Жизнь, она, знаешь ли, на нашем городишке не кончается, завсегда найдешь, где ее прожить достойно… - и, поднявшись, кряхтя, из кресла, понес полусонного Гаури в кровать.
- И помни, внучек, главное, чтобы жизнь продолжалась, несмотря ни на что...
…да, жизнь продолжается. Унылая и тягучая, как эта дорога. Это ведь если знаешь, куда идешь – дорога легка и приятна, а если вот так – по буеракам и кочкам, из пункта А в пустоту, без всякой надежды найти свой пункт Б, просто вперед, к горизонту – дорога кажется еще длиннее, и тогда бесконечность пути обретает свое продолжение, проникая удушливой пылью во все закоулки души. Впрочем, и она рано или поздно заканчивается, приводя нас к развилке – и тогда следует сделать свой выбор, куда же идти.
Вот и сейчас, стоя на перекрестке дорог, воин все никак не мог сделать тот самый выбор – все три направления были, в общем-то, равноправны, и выбор одного из них не давал ничего нового. Тем более что дорожный указатель отсутствовал, и узнать, куда ведет каждая из этих дорог, явно не представлялось возможным….
Впрочем, что думать? Любой выбор ведет нас к цели, несмотря ни на что. Несмотря даже на наше желание, если хотите. Ведь все разговоры о жизни сводятся к одному: волен ли человек сам менять свою жизнь? Страшащиеся пустоты уверяют, что волен: иначе какой тогда смысл имеет наша жизнь? Волен, конечно же волен, не может ведь быть иначе...
… как бы ему хотелось, чтобы это было правдой. Обмануть можно других; от себя же, как ни старайся, все равно не сбежишь. Как ни прикидывайся дурнем с малым количеством чувствительных линий, как ни делай вид, что не понимаешь элементарных вещей – все равно там, внутри, ты останешься самим собой. И, как бы ты там, в этом самом внутри, не прятался, жизнь тебя обязательно найдет – и потащит мордой по камням туда, куда ей заблагорассудится. И не потому, что такая она вот безжалостная; по-хорошему, ей все равно на твой счет. Дело всего лишь в том, что каждая маленькая человеческая воля, каждое желание живой души тесно связано с волей остальных. И, подобно движению капель в реке, они образуют теченье, влекущее весь мир за собой. И горе той капле, что вдруг возжелает течь из низины в предгорья! Впрочем, есть и секрет: стоит тебе лишь поймать это течение, и ты преодолеешь все преграды-водовороты на своем жизненном пути, и придешь к своей цели, к логическому и правильному концу. Главное только – не промахнуться…
- … и помни, молодой воин Гаури, что каждое решение несет за собой ответственность за его принятие, - учитель, сняв шлем, стоял над сидящим в траве учеником, потирающим ногу, и улыбался, - вот и сейчас ты, польстившись на открытую мной голову, сделал неудачный выпад и, открывшись сам, расплатился собственной ляжкой, - улыбка стала еще шире.
Бедро болело адски. Все-таки у мастера тяжелая рука, кто бы там что не говорил о его якобы старении.
Гаури поднялся на ноги, натягивая на голову шлем. Учитель одобрительно кивнул, однако ученика остановил.
- Не сейчас. Толку от тебя с разбитой ногой будет немного – боль и думать, и запоминать помешает. Ты лучше железо снимай, и пойдем к ручью.
- Но учитель, когда вы Каюна в прошлый раз учили, вы его еще пять раз вставать и драться заставляли! Я наблюдал…
Мастер хитро прищурился.
- Ты смотри, глазастый какой! А вот скажи мне, ежели ты такой глазастый, чего ж ты удар-то мой сейчас пропустил? И не бог весть какой хитрый удар, - помогая Гаури собирать разбросанные по песку части доспеха, пробормотал он себе в воротник, - ты не за Каюном, ты за собой лучше смотри! А еще лучше – слушай внимательно, что тебе старшие говорят. Я тебя как сейчас назвал? – грозно нахмурил он и без того косматые брови.
- Когда, учитель? - удивился Гаури, - или я что-то пропустил?
Седоусый воин схватился за голову. Нет, ну это же решительно невозможно!
- Как стихи запоминать, так ты горазд, оболтус, - проворчал он, - а как старшие что тебе говорят – так мимо ушей. Ну что ты за человек-то такой, а?
- Так ведь люди говорят много, всего и не упомнишь, - простодушно пожал плечами тот самый оболтус, - а еще меньше делают. Все помнить – расстраиваться только. А в стихах - красота и покой…
- Покоя ему захотелось, - проворчал старый мечник, - не заслужил ты покоя, а будешь так дальше жить – никогда его не заслужишь, да и не доживешь до того вообще.
- Немудрено не дожить, если драться не научусь, - насупился Гаури, - вот если б тренироваться у вас, как Каюн…
- Ну не дурень ли, а? – поинтересовался учитель у проплывающего над ними облачка, - другой бы заметил уже, а этот – все про Каюна, да про Каюна… Влюбился ты в него, что ли, что ли, да ко мне ревнуешь?
- И ничего не влюбился! – возопил, побагровев, юный мечник, - Просто вы Каюна по пять часов в день тренируете, а меня мало того что не три, как раньше, а два, так еще и мелочь палкой гонять заставляете! Будто мне очень интересно с зеленью на этих деревяшках…, -камень, попавшийся под ногу расстроенному юноше, полетел в ближайшие кусты, в которых что-то приглушенно пискнуло.
- А ну остынь! – одернул того мастер-мечник, - сам давно ли вокруг леса с каменюкой круги наматывал и балду деревяшкой лупил? Напомнить, нет?
- Простите, учитель, обидно же… Я ведь так ничему и не научусь толком, - пробормотал, изо всех сил стараясь, чтобы учитель ничего не услышал, Гаури.
- Нет, ну точно дурень, - сообщил в пространство учитель, - тебе никто не говорил, что у тебя мозги из желе? Поверь моему опыту, скажут еще, и не раз. Еще и не так назовут, если будешь продолжать в том же духе...
… да, продолжать в том же духе, что бы ни произошло. Какие бы препятствия не стояли на твоем пути, что бы с тобой ни случилось – вставай и иди дальше. Так, кажется, она говорила?
Перекресток остался далеко позади, а воин все шел. Временами на его лице играла улыбка, но чаще оно словно каменело – глаза стекленели, напухали желваки на висках, и здоровый румянец на щеках сменялся мертвенной бледностью, несмотря на просто невероятную жару.
Сколько прошел я, сколько увидел – только потому, что ты заставляла меня вставать и идти дальше. Каждый день нес что-то новое, но редко это было приятным; с другой стороны, все те моменты, за которые я по сей день благодарю создательницу, тоже случились благодаря тебе.
Солнышко мое беззаботное, лучик рыженький, вечное мое проклятье и кара господня, не дающая спокойно жить под этим небом. Сколько всего мы прошли – только потому, что тебе было попросту скучно? А сколько случилось из-за того, что ты просто не смогла сдержать себя? Нет, ты победила, ты выиграла все схватки, но какой ценой? Да, ты поднималась и шла дальше, но чего это стоило мне? Каждая схватка, что я вынес ради тебя, оставляла мне новые шрамы, каждый момент для тебя – множество разнообразных мучений. Скольких из них можно было бы избежать, если бы не твое очаровательное безрассудство…
- … которое заведет тебя прямиком в могилу, если ты не прекратишь вести себя подобным образом.
- Я был должен. У меня просто не было выбора, - потрепанный молодой воин с копной светло-желтых волос стоял, понурив голову, перед раздраженным бородатым мужчиной, облаченным в храмовое одеяние. Довольно комичная картина, если учесть, что тот был на голову ниже и раза в два уже в плечах.
- Ничего ты никому не был должен, - рассерженно парировал священник, - все, что от тебя требовалось – увести дурочку подальше от дома и сообщить о случившемся мне. Никуда бы он не делся, дом-то у меня под защитой от подобной дряни, как на вход, так и на выход…
- Но нельзя же было оставлять его там! Рано или поздно он нашел бы способ вырваться. Вы представляете, что он натворил бы в городе? – возмутился юноша.
Святой отец усмехнулся, хмыкнул. И неожиданно подмигнул ошалевшему от такого поворота событий Гаури.
- А ты как думаешь? Я же потомственный жрец. Естественно, я представляю последствия появления мазоку в нашем городе. Гораздо лучше, чем одна юная особа, заведшая привычку совать свой нос во взрослые дела.
За дверью приглушенно ойкнуло и послышались быстро удаляющиеся, семенящие шажки. Священник улыбнулся.
- Все-таки шустрая не по годам растет барышня. Всего-то одиннадцать, а уже на молодых людей заглядывается и ищет в спеллбуке приворотные заклятия, - прищурившись, пробормотал он, уставившись на Гаури. Тому не оставалось ничего, кроме как покраснеть. Уж кто-кто, а он знал, зачем юной дочери жреца понадобилось лезть в папину книгу. Чтоб скрыть смущение, он перешел в контратаку:
- Так как же быть с разгуливающим на свободе мазоку? А, святой отец? Дом-то ваш хоть и прочен, но, как и все, не вечен…
- И правда, не вечен, - подозрительно легко согласился с воином клирик, - вот только такое тут дело – никаких последствий не предвиделось.
Гаури так и осел, где стоял.
- Видишь ли, - продолжал объяснять священник, - Я, конечно, горжусь своей дочерью и очень доволен ее успехами в освоении магии, но я объективно оцениваю ее теперешние силы. Тот мазоку, которого она вызвала – демон низшего круга, и, попав в наш город, он не прожил бы секунды – Флагун моментально изгнал бы его обратно.
Молодой воин залился краской. До самых корней своих роскошных светлых волос.
- Простите, мастер. Я должен был подумать об этом.
- Именно об этом я и толкую тебе уже целый час, - проворчал жрец, усаживаясь наконец в кресло и, довольно вытянув ноги, снова посмотрел на Гаури.
Тот стоял, как помоями облитый.
- Ты вот что, - сказал потеплевшим голосом священник, - не расстраивайся особо по этому поводу. Ошибку свою ты исправил, хоть и не умом, а как умеешь, а это – самое главное. Что, впрочем, не освобождает тебя от ответственности.
Ну вот, началось. Юноша изобразил каменное выражение на физиономии, внутренне готовясь к самому худшему.
- Да, святой отец.
- Ну раз да, - потянулся в кресле довольный священник, - то слушай. Силь мы об этом разговоре ничего не скажем – пусть мучается. Да и слов моих вполне хватить должно было – поостережется теперь в чужие дела нос совать… Впрочем, вынужден отдать ей должное, это был первый раз в ее жизни, когда она действительно нарушила все правила приличия. Думаю, этого урока ей надолго хватит, чтоб вести себя подобающе… Впрочем, не в ней дело. Значица так, о том, что здесь говорилось – ни слова. А скажем мы ей, что храбрый воин Гаури Габриев спас сегодня множество жизней в славном городе Сайрааге, уничтожив опасного монстра, и прежде всего – ее собственную…
- Что?- возопил мечник.
Это был конец. Это было хуже любого наказания. И означало это, что увлеченье Сильфиль юным Гаури имело все шансы неимоверно увеличиться в пропорциях, грозя тем самым душевному спокойствию мечника. Да какое там имело все шансы – Гаури поставил бы свой Меч Света медной монеты, что так оно и будет.
- Это же ложь! Порядочные люди так не поступают!
- Порядочные люди не разносят полдома друзьям, у которых гостят, - парировал, улыбаясь, священник, - и кроме того, кстати, про дом. Ты останешься здесь до тех пор, пока не починишь его.
Гаури окончательно сполз по стене. «Сбегу, - думал он, - точно сбегу. Как можно раньше. Если и раньше это было невыносимо, то во что же оно превратится теперь?»
«Сбежит ведь, паршивец – думал клирик в то же время, - ну куда ему, бедняге, такое выдержать. Он и раньше-то целыми краской исходил оттого, что эта стрекоза целыми днями ходила за ним хвостиком. Ну да оно мне и на руку – жрет ведь в три горла, а пользы почти никакой. Да и за дочку спокойнее, а то мало ли что… Не, Гаури, конечно, хороший парень и ничего себе не позволит, да вот коза эта, Цефеид помилуй, как увидит его – совсем ничего не соображает. А возраст-то тот еще…»
- Ну может, хоть это научит тебя думать, прежде чем делать, - пробормотал жрец. И, подняв голову, сказал, обращаясь к поникшему воину, - ну ладно, иди уже. Иди и всегда думай, что и зачем ты делаешь, и стоит ли оно того, что будет потом…
…а будет ли оно, это самое потом? И будет ли там хоть что-нибудь? Всякое думают. Те, кто боятся небытия, утверждают, что там что-то есть; и, исходя из этого, они живут свою жизнь так, как будто к чему-то готовятся. Но, на самом деле, они просто страшатся признать, что все их усилия тщетны, а дела – мелки и незначительны; потому и спешат они всю жизнь, боясь пропустить что-то важное, то, что даст им возможность получить долгожданный билет в непустое посмертие. И за этой вот суетой, обращенной на вечную жизнь, они и теряют тот самый билет – знание о том, что не само развитие важно, а исполнение роли, данной тебе создательницей – какова бы она ни была.
Роль может быть разной – от героя до повара, но только одна, та самая, роль, приносит человеку истинное счастье. Счастливы люди, нашедшие ее – ведь они живут полной жизнью, наслаждаясь каждым ее мгновением; счастливы и те, кто ее не нашел – ведь все это им еще предстоит. И бессмысленны лихорадочные метания в ее поисках - жизнь никогда не делает ошибок, и все происходящее на сцене случается точно по плану, не раньше и не позже установленного создательницей срока. Именно осознание этого людям часто вменяют за тупость и инфантильность, но ведь это – так просто…
- …как дважды два. Просто будь собой – и делай, что должен.
Повозка скрипела несмазанными колесами, стрекотали кузнечики, пахло травой и медом. Был август. Возница и проезжий воин вели мирную беседу, покачиваясь в такт ухабистой лесной дороге.
- Вот ты говоришь, что не можешь больше так жить. Что хочешь все поменять, выбросив свою железяку и поселившись в ближайшей деревне. Ну и что ты там будешь делать? – вопрошал с облучка сухощавый сорокалетний мужик с хитрым лицом.
- Ну, я с металлом работать умею, - почесал в затылке блондин.
- А если в деревне уже есть кузнецы?
- Ну, я еще драться умею. Рубить, в смысле. Заделаюсь дровосеком, - отвечал Гаури, пытаясь поглубже зарыться в сено и стараясь не глядеть на хозяина повозки.
- Куда деревне столько дубья? – проворчал тот, тыча хлыстом в окружающий их дубовый лес, - а на вывоз работать не выйдет – крупных рек здесь нет, да и обеспечит тебя заработком в лучшем случае от весны до осени, - и прикусил зажатую между зубами незажженную сигарету.
- В город подамся. Стражники всегда нужны,- не сдавался молодой воин.
- Это в Зефилии-то? – чуть не вголос заржал возница, - стране, где официантка может дракону навалять? Да тут у нас не то что разбойников, воришек-то карманных и тех нет!
- Через границу переберусь, - угрюмо пробормотал мечник.
- Без меча? Да тебя же еще на таможне эльмекийские стражники как липку обдерут, а в Сейрун попросту не пустят, - лениво пощелкивая батогом, отвечал его собеседник, - так что кончай заниматься ерундой и уймись - тебе от него не избавится. Разве что найдешь того, кому он нужнее, чем тебе.
- Да кому она нужна, железяка эта? - поморщился Гаури, - одни проблемы от нее…
Возница хмыкнул.
- О дурак, а, - сказал он, - ты помолчи лучше, да вот, яблочко скушай. Железяка, ишь ты… Представляешь, сколько людей жизнь положило, чтоб только добраться до этой железяки?
Гаури удивленно воззрился на собеседника, но яблоко все-таки взял. И, справившись с изумлением, решил, что так, наверное, и надо.
- Представляю, - вздохнул, - потому и выбросить собираюсь, - и откусил здоровенный кусок.
- А раз представляешь, - проворчал мужичок, - то чего ж дурнем притворяешься? Должен ведь понимать, что просто так от него никуда ты не денешься. Впрочем, продолжай в том же духе, тебе идет.
Гаури надулся, как мышь на крупу.
- Вечно вы все так. А я просто говорю, что думаю, и все…
- А ты думай поменьше. А то еще глупостей натворишь всяких.
- Как же не думать, – возмутился блондин, - как жить-то тогда?!
- А ты просто живи, - отвечал собеседник, - и не воспринимай жизнь всерьез. В конце концов, живым из нее все равно не выйти. И думать, конечно, думай, только поменьше озвучивай. Глядишь, за умного сойдешь. Да и людям вокруг спокойней, когда ты молчишь, а не правду-матку режешь.
- Спокойней им, как же, - возмутился воин, - наделают всякого – а потом мне же по голове и достается… Лучше уж честно предупредить и огрести, чем потом последствия разгребать…
- Оно тебе надо? – хмыкнул возница, - разгребать-то все равно придется, как ни предупреждай. Люди – существа упрямые, и все равно поступят по-своему, уж я-то знаю… Ты лучше вот что – как только сказать что захочешь кому, трижды подумай, стоит ли. И если уж совсем невмоготу, скажи лучше глупость какую – и от дурости людей отвлечешь, и шишек не заработаешь., да и тебе на душе спокойнее. Мне завсегда помогало, в а семье – так особенно...
Дальше дорога раздваивалась. Вознича остановил телегу на развилке и, прищурившись на проникавшее сквозь кроны деревьев солнце, спросил:
- Ну что, не предумал еще начать мирную жизнь, а? Ежели передумал - тебе направо в Эльмекию, ну а мне тут налево, домой. Здесь и разойдемся.
- Передумал, наверное, - ответил мечник, выбираясь из сена, - и спасибо вам за совет. И за яблоко тоже.
- Пойдешь искать мечу нового владельца?
- Э... Какого владельца?
- Усвоил, – улыбнулся возница, - ну прощай. Да и недалеко она уже…
- Кто?
- Новая жизнь…
…начинается всякий раз, когда мы отправляемся куда-то, с кем-нибудь расставаясь. И, к сожалению, в старую нам уже не вернуться…
Воин сидел на берегу ручья. Солнце играло лучами на каплях, запутавшихся в его волосах, сверкало лежавшим в сторонке доспехом, забиралось в глаза, заставляя щуриться. Солнце ярилось, тщетно стараясь вызвать его улыбку – и раз за разом терпело фиаско.
Сколько раз ты шпыняла меня? Сколько раз отбирала последнее? Не упомнить уже. Наверное, каждый раз, когда я считал, что все хорошо, и ты всем довольна. Но нет – именно в этот самый момент ты и била меня под локоть, чтоб забрать все самое вкусное, или по голове, чтоб опровергнуть ту самую неугодную тебе объективную истину бытия., о которой я даже сейчас вспоминать не решаюсь – сейчас, когда ты уже далеко позади.
«Верни мне мою невинность»… А кто вернет мне мою? Ты никогда не думала, что на этом свете все существует не только ради того, чтоб тебе не было скучно? Думаю, даже не задумывалась. Как, впрочем, и над последствиями фактически любых своих действий. И я благодарен тебе за это – ведь все то, что произошло, случилось именно потому, что ты не задумывалась, а просто шла вперед.
Но бесконечно идти вперед невозможно, рано или поздно придется сделать выбор – куда свернуть, чтоб идти дальше. Все мы сделали его, каждый из нас как умел; мне ли его осуждать? Каждый из нас получил, что хотел – что же в этом плохого?
Химера, этот пафосный тип, обрел наконец свое исцеление; но, походив так недельку, понял, что ему чего-то не хватает – и снова надел свой костюм «бессердечного мечника», включая синюю рожу. Но теперь-то он счастлив – наконец-то сила и вправду его, а не навязанная, вот хохма, насильно. Он больше не истерит и не занимается самокопанием - и действительно чертовски крут и обаятелен. Правда, теперь еще и спокоен, как и надлежит «бессердечному магу-мечнику». Впрочем, насчет бессердечности, тобишь безэмоциональности, тоже есть кому поспорить, но это уже другая история – про чернявую девочку, которая тоже, несмотря на свою тягу к всемирной справедливости, ой как счастлива и спокойна…
Мусору тоже неплохо – живет себе припеваючи, снует по миру по своим мазочьим делам, впрочем, и дома его кое-то ждет, несмотря на гневные вопли начальницы, и сытный обед из эмоций – лучшее завершение дня. Да и не только дома, если уж честно сказать.
Моя головная боль тоже времени не теряла – новый город, новый храм, помощь людям, множество новых знакомств – и как завершение новая жизнь. И не одна, а целых четыре, что, в общем-то, просто отлично. Да и от Филии недалеко, всегда есть о чем поболтать, да и молодость вспомнить.
Да и ты, непоседа, тоже наконец-то спокойна – несмотря на то, что кое-кто постоянно шляется по миру, заглядывая домой слишком редко. В конце концов, существует магия, и ты всегда можешь с ним пообщаться. Ну и по голове дать, если чего.
Я же говорил, что все будет хорошо. Спасибо тебе.
Воин шел по дороге, и в ногу с ним шел невидимый спутник. Он шевелил золотистые, как пшеничное поле, волосы, гнал пыль, и она оседала на них, прикрывая первую седину. Был первый день осени.
Добавлено через 15 минут 48 секунд
Мать, букву Е в названии темы потерял(((
17 марта 2009 г. 21:29